Черные розы для могилы Винни-Пуха

1.
Он зашел в паб и уселся на привычное место у окна. Сова была там же, где и всегда: сидела над стойкой и пялилась желтыми стеклянными глазами на посе-тителей. «Как раньше, - подумал он, - все как раньше... Раньше только все каза-лось таким большим - и паб, и стойка бара, и хозяин...»

Хозяин тоже был здесь. Кивнул, подхватил поднос с двумя кружками пива – и через пару секунд уже сидел рядом и тряс его руку.

- Привет, давно приехал? Что случилось? Как все? – град вопросов, вылетав-ший из полноватых губ хозяина, накрыл его с головой. Надо было отряхи-ваться от всей этой дребедени, отвечая: все хорошо, все здоровы и все такое.
- Ты зачем здесь? Не обманывай. Что-то случилось, да?
- Случилось.
- Что?
- Я приехал на похороны.

Хозяин сразу посерьезнел:

- Кто на этот раз?
- Ты знаешь.
- Так это правда? Я думал – слухи. Знаешь, чтобы повысить посещаемость, сборы, ну и так далее... Так – правда?
- Правда.
- Когда?
- Я узнал позавчера. Мне сказал один из оставшихся.
- Я не буду спрашивать, кто. Когда похороны?
- Сегодня. Вернее, завтра. В полночь.
- Где?
- На Капитанском Мостике. У опушки. Там, где Шесть Сосен.
- Он сам так хотел?
- Наверное. Хотелось бы в это верить.
- Я приду.
- Не надо. Приходи лучше завтра утром. Вместе посидим. Я хочу сделать это один, понимаешь?
- Понимаю. Там, в городе, знают, кто ты?
- Знают.
- Чем занимаешься?
- Торгую. Лавочку держу.
- Детишки приходят? Про НЕГО спрашивают?
- Спрашивают. Приходится рассказывать. Только одно плохо: не понимают они, что он может, вернее, теперь уже мог, умереть. Он для них также вечен, как и небо, земля, облака. Он – часть их детства.
- Скажи спасибо своему отцу.
- Знаешь, я говорю это каждый день. Каждый день. Просыпаюсь утром и твержу про себя: «Спасибо, папа, что ты рассказал мне сказку про меня».
- Твой отец бы тебя не понял.
- Не уверен. Но он бы приехал хоронить.
- Держись. Тебе налить еще пива?
- Не надо. Я еще посижу – и пойду. Ты сову береги. От моли там, жучков вся-ких. Она – как живая. Береги.
- Берегу. Не бойся. Я приду утром.

Хозяин отошел к стойке, а седой человек просидел в углу паба еще с полчаса, а затем резко встал и вышел на улицу.

2.
Ключ не поворачивался. То ли замок заржавел, то ли ключ искривился. Он про-возился где-то четверть часа, прежде чем решил искать другой путь - плохо прикрытые ставни подходили идеально. Таковые нашлись довольно быстро. Подтянувшись, он влез в окно, отряхнул с колен пыль и огляделся.

Чехлы на мебели. Паутина по углам. Шорох.

- Привет, - раздалось из темноты, - все-таки приехал. Мы уже не ждали.
- Кто это «мы»? Кто остался? Кто в доме?
- Я. Только я. Еще малыш приходит.
- А где он сейчас?
- Готовится. Мы перенесли его в дом. В тот дом, что в лесу, помнишь, с таб-личкой. Там уже и гроб готов. Малыш заканчивает все приготовления.
- Вы вдвоем остались?
- Вдвоем. Раньше как было? Я жил здесь, а они – по свои домам. Ну, малыш и он... К зиме ближе он плохо себя почувствовал. Старенький совсем стал. Малыш поначалу приходил к нему, все уговаривал, мол, пойдем в большой дом, он и перебрался потом, как зима началась. Здесь и умер. Тихо умер. Сказал что-то. Я не слышал. Тебя до этого звал, говорил, что ты должен приехать.
- Я приехал.
- В первый раз за десять лет. Ты все обещал, что возьмешь с собой.
- Скажи, кто из всех был первым?
- Кто? Тигра сгорел. При первом пожаре. Мы-то на мосту были, а тут полых-нуло. Кто-то вспомнил, что Тигра там остался – да поздно. Когда пришли, даже и не нашли ничего. Потом Ру пропал. Кенга все убивалась. А когда лед сошел – нашли его: выбросило на берег, милях в трех от брода. Не спасли.
- Кенга?...
- Второй пожар. Год назад. Сарай сгорел, ну и она там... Знаешь, иногда мне кажется, что так и лучше. Не могла она без Ру...
- А Кролик...
- Да все ты и без меня знаешь! – взмахнула длинными ушами тень – Пом-нишь, ели мясо на Рождество? И не внушай себе, что Кролик ускакал куда-то в Лес. Все, кто уходил в Лес, возвращались. Никуда он не ушел.
- Я знаю. Догадывался.
- Правильно делал, - вздохнула тень.

С улицы раздался тоненький протяжный свист.

- Пора, - сказал Иа. – Иди один. Ты дорогу-то хоть помнишь?
- Где он? У себя?
- Да. Иди. Мы с малышом подождем здесь. Потом пойдем. Могилу вырыли у Сосен. Отнеси его туда. Мы потом придем попрощаться. Ты подожди хоро-нить без нас.
- Подожду.

Он подошел к окну, раскрыл пошире ставни и легко, забыв про возраст и начи-нающийся ревматизм, перемахнул на улицу.

3.
Человек с маленьким ящичком в руках шел через лес. Сзади осталась хижина в дупле дерева, рядом с которым была прибита табличка с именем «Сандерс». Он не стал гасить свечи, заботливо зажженные Пятачком по обе стороны от гроба. Пускай горят. Сквозняк задует.

У могилы уже стояли две тени: одна побольше, другая поменьше. Маленькая тень шагнула вперед.

- Ты принес его? – спросила маленькая тень.
- Да. Попрощаемся.
- Попрощаемся.

Обе тени подошли к ящичку и долго смотрели перед собой.

- Пора, - сказала большая тень, - начнем.

Он взял ящичек на руки и опустил его в могилу.

- Прощай, Пух, - сказал он, и тени подхватили:
- Прощай, Пух...

Утро пришло незаметно. Вроде и не было его, а, глядь, - уже светло. Он долго сидел рядом с могилой. Иа и Пятачок куда-то ушли.

Шаги за спиной.

- Я принес цветы, - владелец паба сел рядом, - смотри.

Четыре темно-красные, почти черные розы легли на свежий холмик.

- Спасибо, Джек. Спасибо. Он бы был рад.
- Я знаю, Кристофер Робин.
- Я уезжаю сегодня. Послушай, у меня к тебе просьба: разыщи в доме ослика и поросенка. Мои игрушки. Забери их к себе. Пускай будут у тебя. Я не хочу возвращаться на похороны еще раз.
- Хорошо.

Человек, который когда-то был маленьким мальчиком, медленно шел через лес по направлению к станции железной дороги.